Я – мутант
О мутации я узнала в 33 года. С тех пор это один из определяющих параметров моей жизни. Он означает, что я практически беззащитна перед раком.
Есть мнение, что рак – это наследственное заболевание, на самом деле, только 5–10% опухолей связаны с наследственностью, а 90-95% случаев онкологических заболеваний приходится на спорадические опухоли — возникающие спонтанно, например, из-за вредных привычек или других факторов.
Я попала в редкие проценты. У меня мутация в гене BRCA1.
С английского BRCA переводится как «ген рака молочной железы» (BReast CAncer gene). Этой аббревиатурой ученые обозначают два гена — BRCA1 и BRCA2.
Они относятся к генам-супрессорам опухоли – защищают клетку от злокачественной трансформации.
Наличие мутаций в одном из них означает, что ее носитель имеет 80% вероятность заболеть раком груди и 50% – раком яичников. У обычных людей риск ниже в 10 раз.
Ученые до сих пор не знают, что служит механизмом трансформации, почему человек долгое время живет себе спокойно, но в какой-то момент отсутствие антираковых доспехов дает о себе знать, а другого такой же генетический дефект никогда себя не проявит – врачи в таких случаях говорят – мутация не реализовалась.
Подозреваю прапрадедушку
В России таких, как я, мало. Например, в Москве мутация обнаружится у одной из 400 женщин. А вот если мы отправимся в определенные района США или Германии – там мутантов значительно больше. Особенно среди особой субэтнической группы – ашкеназских евреев, которые ведут свою историю из Центральной Европы. У каждого 40-го из них анализ крови покажет поломку в BRCA. Это связано с тем, что все ашкеназские евреи являются потомками примерно 350 человек, которые жили 600—800 лет назад.
Мутация в таких популяциях не размывается – это называется founder effect или эффект основателя, то есть потерю генетической изменчивости.
Данная мутация передается из поколения в поколение, как от матери, так и от отца.
Для меня наличие мутации – повод не только чаще обследоваться, но досконально изучить историю своего рода, чем я занялась еще до диагноза. И обнаружила, хотя и косвенные, но все-таки подтверждения, что предками моими по материнской линии были те 350 человек. Моим прапрадедом был подкидыш. Его нашла в корзинке на крыльце своего дома богатая бездетная пара. К ручке младенца была прикреплена записка с именем – Авраам. Имя говорящее.
Он родил 10 детей, но ни о раке груди, ни яичников у них и их потомков я не слышала. Могла ли мутация и у меня не выстрелить? Да.
Могла ли она возникнуть первично у меня? В разговоре с онкогенетиком прозвучало «Да». Вероятность такого для поломки BRCA1 мала, но все же есть – 0,03%.
Мутация может выстрелить в разные органы
Если мутация выстрелила в грудь, это не значит, что она исчерпала свой заряд. Обойма заряжена и на другие органы-мишени.
Риски, которые относятся к груди и к яичникам абсолютно независимы. Индивидуальный, совершенно независимый риск рака яичника при мутации BRCA первого типа – 40-50 %, это сильно выше популяционного, потому что популяционный риск 1,5%. То есть, у мутантов он в 30 раз выше! Случился, например, трижды негативный рак груди: пролечили, удалили обе молочные железы, вышли в ремиссию, рецидива быть не может. Но может возникнуть первичный рак яичника. Вот почему мутантам к 40 годам яичники с трубами врачи рекомендуют удалять.
Также носительство мутаций BRCA1/2 повышает риски возникновения:
- рака предстательной железы;
- рака поджелудочной железы;
- рака желудка.
Из вышеперечисленных заболеваний рак молочной железы, а точнее его трижды негативный подтип, который у меня и случился, является самым распространенным вариантом. У пациенток с мутациями BRCA1/2 средний возраст постановки диагноза 45 лет, в то время как без нее – 62 года. То есть BRCA мутации приводят к ранней манифестации заболевания.
Вы бы знали, сколько раз я слышала от врачей (не онкологов) и не врачей фразу «Такая молодая и заболела!». Мне было 33. Я не обижалась, а разъясняла им про мутации и подсказывала, где можно пройти диагностику. Удивительно, но и среди медиков есть люди, которые не знают о клинически значимых генетических мутациях, если онкология не входит в область их профессиональной деятельности. А знание своего генетического статуса влияет на то, какие исследования делать на протяжении жизни, на какие органы обращать внимание и даже когда рожать детей, а когда делать карьеру.
Выявить наличие мутаций генов BRCA1 и BRCA2 может только генетическое тестирование. В день постановки диагноза я сдала кровь на 8 популярных мутаций и уже через 3 часа у меня был результат. Так я узнала, что я мутант.
Если бы я знала об этом раньше, то могла бы иначе простроить свою жизнь. Во-первых, у меня был бы индивидуальный скрининг. Например, что касается молочных желез – не только УЗИ, но и маммография. Женщинам без мутаций ее назначают только с 40 лет. Во-вторых, я бы озаботилась консультацией репродуктолога и заморозкой генетического материла. Но сложилось так, как сложилось. Еще 15 лет назад никто на мутации онкопациенток не тестировал, потому что открыли их не так давно. Открытие мутаций позволило расширить возможности лечения. Например, для таких обладательниц мутаций как я, рекомендовано полное удаление молочных желез. Обеих. Это называется профилактической мастэктомией. Да, мне пришлось расстаться со здоровой грудью, потому что вероятность, что рак вернется в нее была слишком велика. Проходить по новой круг лечения и испытывать свой организм совсем не хочется. До сорока лет мне нужно удалить репродуктивные органы, поскольку они тоже под прицелом. Бонус во всей этой истории – ты выдыхаешь оттого, что не носишь на себе бомбу замедленного действия и можешь сделать грудь, о которой мечтала.
Первой, кто так сделал и публично об этом заявил, была актриса Анджелина Джоли. Ее мать умерла от рака, тест показал, что актрисе передалась мутация, повышающая риск развития онкозаболеваний. Она удалила и грудь, и яичники с целью профилактики, не дожидаясь возможной манифестации болезни (наличие мутации еще не означает, что рак обязательно случится). В России такие операции массово не проводятся – только по специальным программам в федеральных центрах. Прийти и попросить удалить здоровый орган в любой клинике нельзя, потому что проведение операции небезопасно. В таком мероприятии должен участвовать онколог-хирург.
Согласно данным исследований, мастэктомия у носительниц мутаций BRCA1,2 сокращает риск развития РМЖ более чем на 90%, тубовариоэктомия снижает риск рака яичников до 96%.
Сейчас уже существуют методы, которые позволяют усмирять генетические поломки с помощью лекарственных препаратов. Их назначают для профилактики носителям мутации и пациентам после лечения. Однако в моем случае онколог не рекомендовал их применять.
Мою мутацию обнаружили с помощью самого простого анализа крови, но так бывает не всегда. Нельзя успокаиваться, если вам 33, у вас трижды негативный рак и мутация не найдена с помощью такого тестирования. Более 30 процентов мутаций, по статистике, остаются за пределами этого исследования. Нужно запастись терпением и сдать расширенный анализ методом секвенирования— NGS. Биоматериал для исследования – кровь.
Секвенирование генов BRCA1/2 – это метод, позволяющий прочитать всю кодирующую последовательность генов BRCA1, BRCA2 и диагностировать большинство мутаций. На проведение такого анализа лаборатории потребуется примерно месяц.
Сын тоже должен сделать генетическое тестирование
Мутация – это ответственность. Моему сыну было 8 лет, когда я узнала, что являюсь носителем мутации в гене BRCA1. Он спросил: «Мама, если она тебе досталась от кого-то из родителей, значит и у меня может быть такое наследство?» Он уже знает, что, когда подрастет, следует сделать тестирование. Раньше 18 лет делать его не рекомендовано. Генетики считают, что оптимальный возраст – это минус 10 лет от того возраста, в котором рак был диагностирован у родителей.
11216971/RIB/dig/06.24/0