Все обнаружилось случайно
Я должна была поехать с дочерью в санаторий, мне нужно было пройти стандартное обследование: анализ крови, мочи, флюорография, гинеколог. Все было хорошо, за исключением анализа крови. Зашкаливали эритроциты, что говорило о том, что я болею. Пересдала несколько раз – цифры просто нереальные. Но путевка пропадала, и я уехала с дочерью в реабилитационный санаторий, где она должна была плавать с дельфинами. Вернулась через две недели и пошла к врачам. К счастью, среди них в поликлинике попался маммолог, у меня нашли небольшую опухоль в груди.
Лучше выслушать нескольких врачей
Первый врач в диспансере сказал: «Секторально удалим и живите спокойно!» Я снова уехала по делам. Но слава богу, друзья уговорили по возвращении пойти в другую больницу. Там мне попался замечательный доктор. Я пришла в полной уверенности, что меня завтра положат, что-то отрежут, и все будет хорошо. Но он назначил дополнительные исследования. И вердикт был неутешительный: хоть опухоль и крошечная, но очень агрессивная. Меня ни в коем случае нельзя было секторально оперировать, я бы очень-очень скоро была в метастазах. Нужно было сначала проводить химиотерапию, потом радикальную операцию с полным удалением груди, а потом длительную химиотерапию после.
Я «выбивала» нужный мне препарат
Одна капельница стоила 380 тысяч рублей, но без нее начались бы метастазы. У меня на тот момент была возможность обратиться в высший эшелон власти, и я так сформулировала свое предложение: “Вам выгоднее мне препарат дать, чем потом платить моим детям десять лет по потере кормильца”. У меня шестеро детей и один приемный. Слава богу, ко мне прислушались и у меня появился препарат. Но я знаю, что огромное количество женщин этот препарат не получает. Проблема в том, что медицина шагает вперед, химиотерапия становится более щадящей, но такие медикаменты очень дорогостоящие, и государство не успевает обеспечить всех граждан этими технологиями.
Чувство облегчения появилось после операции
Мне повезло, что мне сделали сразу одномоментную пластику груди, то есть я ни одного дня не была без груди. Я очень хорошо помню тот момент, когда увидела себя излеченной, без рака фактически, с грудью. Я понимала, что мне еще надо доделать «химии», но они уже не такие тяжкие, как это было до операции. Хотя, честно говоря, реабилитационный период – очень длительный и тоже мучительный: болят суставы, нет сил, плохая память. Но ничего, все восстанавливается, слава богу.
У многих отношение к раку фатальное
Нам в подсознание западает лучше тяжелая информация, чем радостная. Когда в интернете выбираешь слово «рак», можно написать научную работу о том, как его не надо лечить. Мой доктор меня долго убеждал, что нужно начать лечиться, бросить работать и бегать за детьми, все отстранить, бросить все силы на себя. А я ему: «Подождите, я не могу, у меня же экзамены в школе, у меня уроки!»
В больнице я решила создать пациентскую ассоциацию
Я старалась всех поддерживать, и однажды завотделением мне сказал: «Слушайте, вас надо чаще госпитализировать! С вами женщины хохочут, а без вас плачут».
Не обсуждайте смерть, обсуждайте грудь!
Если есть возможность восстановить грудь – этим надо воспользоваться. Мне грудь восстановили из живота, из моих тканей, но не всегда это возможно. Сидит, например, в больничном коридоре девочка, совершенно субтильная, плачет, что останется без груди. Я ей: «Вы же не одна такая худенькая! Здесь лежат женщины такие же как вы, есть же технология, заберут мешок кожный, растянут, потом эспандеры…» – «Да? А как это делают?» И все, начинается обсуждение груди. Одно дело, когда обсуждают смерть, другое – когда обсуждают грудь. Это уже признак жизни!
На прием отведено 12 минут
За это время врач успевает дай бог вообще посмотреть на пациента, прочитать его анамнез, проанализировать его быстро в голове, сделать новое назначение, занести это все в компьютер. Иногда пациент просто не успевает сказать все, что хотел, и только за дверью вспоминает: «Боже мой, я это не сказал, об этом не спросил». Я всех пациентов учу: «Все записывайте. В кабинете четко и быстро выкладываете, что вас волновало, для того чтобы получить точный ответ».
Будешь красивая — но в гробу
Меня врачи как-то попросили: «Вы не могли бы с такой-то поговорить, заставить ее продолжать гормональную терапию?» Я пошла к ней и услышала: «Пожизненно пить лекарства не хочу! От них толстеют, от них климакс, я стану страшная…» Я: «Хорошо, будешь красивая – но в гробу» В тот же день доктора снова ко мне подходят: «Что вы ей сказали? Это сработало!» А ничего особенного я не сказала, очевидные вещи, которые она и от врачей слышала. Это к вопросу об онкопсихологах, которых у нас почти нет. Именно психология, уравновешенное, спокойное состояние помогает лечиться эффективно.
Что бы я пожелала пациентам?
Иногда у человека реально нет шансов, и врач понимает, что ничем нельзя помочь. Но я всем говорю: все равно нужно продолжать бороться. Потому что мы не знаем, может быть, именно завтра изобретут ту самую волшебную таблетку, которая будет помогать всем от любой онкологии. Был такой уникальный случай. Девочку, у которой уже не было надежды жить, отправили на родину, чтобы она пообщалась с близкими, и напоследок решили ей сделать подарок: записать концерт со звездами. Один из композиторов подарил ей песню. Но сомневались, доживет ли она до концерта. А она дожила, и немного позже ее отправили в Питер, где был ее последний шанс – трансплантация органа. В итоге девочка приезжает в Питер – а опухоли нет. Чудо? Да. Именно поэтому, даже если кажется, что шансов нет, надо лечиться и жить верой в чудо.